Читаем без скачивания Красная розочка. Рассказы и повести - Алексей Сухих

– Ну и что!?

– Да так. Давно тебя не вижу, – и кивнув на обрубок дерева рядом с собой, добавил, – садись.

Генка сел и посмотрел на отца. Тот сидел, медленно потягивая дым из прокуренной, видавшей виды трубки и всё также внимательно смотрел на огонь. Он сидел не шевелясь и думал о чём-то своём. Взгляд у него был безучастный, отрешённый. Генка впервые вдруг осознанно заметил седину в волосах отца густо заполонившую могучую отцовскую голову, глубокие морщины, прорезавшие лоб и усталость тяжёлых надёжных рук, сжимавших сейчас маленькую старую трубку. Генка всегда видел в отце мужественного сильного человека, который был примером ему во всём и никогда не думал о нём как просто о человеке с обычными для людей поступками и страстями.

– А ведь и он кого-нибудь любит? – неожиданно подумал Генка и вспомнил как он, неизвестно почему, не хотел видеть женщину, часто появлявшуюся у них в доме несколько лет назад. Отец тогда мало с ним разговаривал, бывал мрачен. А потом женщина перестала появляться.

– Неужели я был виноват, что отец не женился больше? Эх, отец. Разве можно обращать внимание на капризы таких глупышей, как я! – Генке так стало жаль отца, что он позабыл о себе и о Тане

– Вот так, старик, – раздался голос отца. – Я же тебе говорил, что нам нельзя влюбляться. Придётся проститься тебе со своей русалкой. Завтра уходим за Каракол, на другую сторону озера и тебе надо будет включаться в работу.

– Как уходим! Почему уходим? Я ничего не знаю.

– Да так уж. Не хотел тебя тревожить, а ты ничего не замечал.

И отец снова отвернулся к костру, думая о чем- то своём, далёком. Так думал о нём Генка и был полон бурей противоречий, закрутившихся в нём, в которых перемешалась жалость к отцу, жалость к себе от ожидаемой и неожиданной разлуки с только что обретённой любовью, и боль за оставляемую также неожиданно для неё в полной непонятности Таню.

– Я на берег, – отец, скоро вернусь, – крикнул Генка и скрылся в темноте.

А отец думал не о себе, а о нём.

– Эх, Генка, – думал он. – Вот и ты повторяешь меня. И тебе приходится уходить от любви. А дождётся ли тебя твоя любовь? И если нет, если не было любви, тебе всё равно будет казаться, что виноват ты и долго ещё будешь вспоминать об этой потерянной мечте. А может, всё будет иначе, и тогда ты будешь вспоминать день разлуки как первый из дней, который тебе надо прожить перед будущей встречей.

Генка летел к лагерю, где жила Таня, в ужасе. Они ни о чём не задумывались. Он знал, что она из Алма – Аты, она знала что он из отряда. Ни фамилий, ни адресов. Но палаточная база отдыха спала. Сторожа не позволили пройти. «Что же, завтра буду в шесть утра», – сказал себе Генка и вернулся в отряд.

Весь остаток ночи в тревожном сне Генка терял Таню. Она то убегала от него, то искала его, но они никак не могли встретиться. Он часто просыпался, чтобы подняться в шесть и слетать к Тане. А когда шесть пробило, он крепко спал. Проснулся он от настойчивого встряхивания за плечо. Над ним стоял отец.

– Вставай, и живо прощаться к русалке. Семь часов уже. Машины пришли, начинаем грузиться.

– Ты лучший в мире отец, – закричал Генка, обнял его и чмокнул в щёку.– Я вихрем

Генка влетел в Танин лагерь, но его полёт остановил знакомый пацан:

– Не спеши. Она уехала на экскурсию в ущелье. Вчера вечером с турбазы пришли инструкторы, устроили шухер. В общем обставили, что это у наших горожан единственная возможность увидеть настоящие горы и все ринулись. Автобус за ними пришёл в пять часов. Так что жди до вечера.

Действительно, половина палаточных домиков были пусты. Генка попросил у паренька листок бумаги. «Таня! Я с отрядом ушёл на другую сторону озера. Вернусь. Жди. Отряд № …..,..управления…,..кого края…, …ов Геннадий…». Затем зашёл в домик и положил листок под вазу с цветами.

– Подскажи Тане, что я записку оставил, – сказал он своему знакомому.

С экскурсии Таня с мамой вернулись вечером. Действительно, всё было очень интересно и красиво. Но все очень устали и хотели спать.

– Я купнусь, – сказала Таня матери и убежала на озеро.

– Купнись, – сказала ей мать и подумала, что хоть сегодня будет дома, а не с этим неизвестно откуда появившимся сорванцом. Хорошо, что послезавтра уезжаем и вся озёрная любовь закончиться. – Она поправила скатерть на столе и увидела записку. – Так… Ну, совсем хорошо. Он ещё и сам отвалил. А записку я вот так. – И она разорвала листок бумаги на мелкие кусочки.

Таня вернулась быстро, с мокрыми волосами, посвежевшая.

– Мама! Мне оставлена записка, ты не видела.

– Какая ещё записка!

– Мне сказали. Гена приходил утром.

– Ничего не знаю.

– А это, – Таня увидела клочки бумаги, которые мать не успела выкинуть со стола. – Зачем ты, мамочка. – Она опустилась на кровать и заплакала.

– Не плач, девочка, – присела к ней мать и обняла за плечи. – Он уехал, мы уедем. Было весело и хорошо. Он же совсем мальчик, а ты осенью выйдешь замуж…

– Никуда я не выйду! – сорвалась на крик Таня. – Не нужны мне твои женихи. Я Генку люблю. Учится пойду на геодезический. Ты уничтожила адрес. Такую тонкую ниточку. Так я сама найду этот отряд. Это не иголка. Весь Иссык-Куль переверну… А тебя сейчас видеть не могу.

И бросившись на кровать, Таня завернулась в одеяло наглухо.

Мы предполагаем, нами располагают. И не обязательно люди. Обстоятельства! Говорят, что нет в мире ничего случайного. Генка сумел выбраться к Тане только через три дня. Перед лагерем он остановился, перевёл дыхание и медленно пошёл по аллее к домику Тани. Редкому семнадцатилетнему ложились такие тяжести на мысли и сердце. Он постучал по дощечке у входа. «Войдите..» Генка откинул брезентовый клин и вошёл. В домике за столом сидели две незнакомые девушки. Они были в лагере второй день и ничего не знали. А предыдущая смена уехала вся полностью. Генка оставил им все данные о себе и попросил дать знак по случаю.

Генка вышел из домика и прошёл к морю. Там он тяжело опустился на песок, обнял руками колени и так застыл. Жизнь у него не кончилась. Она остановилась.

Промелькнули быстрые южные сумерки. Берег и озеро скрылись в темноте и лишь прибой лёгким ворчанием предупреждал, что озеро живёт. Генка разбитый и опустошённый, медленно брёл вдоль берега. От безнадёжности ему хотелось плакать, но для слёз у него уже не хватало сил…

Из оцепенения его вывел звон гитары. Генка поднял голову. Прямо перед ним горел костёр. На перевёрнутой лодке в неестественных позах сидело с полдюжины ребят. Им было не очень удобно, но они мужественно переносили свой, отработанный на зрителя стиль посадки. Плечи, руки, ноги и всё, что могло двигаться – двигалось, вращалось, подпрыгивало. «Мы идём по Уругваю… ваю… ваю… – не совсем в лад с повизгиванием и урчанием вырывалось из их глоток, – ночь хоть выколи глаза а… а …Слышны крики попугая, обезьяньи голоса…» Генка вздрогнул. Ему вдруг стало физически противно от этого алкогольного повизгиванья, от этой песни, которую не так давно и он не без удовольствия подтягивал.

– Заткнитесь вы…, – хотелось крикнуть ему визжащей ораве, но он только махнул рукой и быстро пошёл прочь. А вслед неслось —«…женщин нету и не надо… надо… надо… и без женщин можно жить…»

– Как всё противно! Какое счастье было быть в щемящей тишине с милой Таней. Где я тебя найду, Таня? Где ты?

К полночи появилась луна, озарив бледным светом мерцающие волны озера и силуэты гор. От берега вместе с волнами побежала лунная дорожка, сначала узкая, а дальше всё шире и шире, пока не заняла полгоризонта. В стороне от дорожки вода была тёмной и неподвижной, а здесь она быстро убегала вдаль, сливаясь с луной и бежала в пространство, к звёздам.

– Где же ты, Таня? – Генка упал в мягкую копну, долго смотрел на яркие крупные горные звёзды и, наконец, незаметно уснул крепким сном смертельно уставшего человека.

Проснулся он от толчка. Кто-то легонько толкал его в плечо. Он открыл глаза и увидел деда.

– Генка, а Генка. Ты что же в копне спишь? До деда не мог дойти. И уехал с отрядом, не зашёл проститься.

Генка обрадовался деду и виновато улыбался.

– Ну ладно. Вставай. Пойдём чай пить.

Они сидели на крыльце и неторопливо пили чай. Генка молчал, тоскливо поглядывая в голубые дали. Старик с шумом втягивал в себя чай с блюдца и загадочно щурился. Влив в себя изрядное количество ароматной воды, дед как бы невзначай, проговорил:

– А знаешь, парень, та девчушка, что с тобой на лодке каталась, приходила, однако, сюда.

Генка встрепенулся. Дед, не обращая внимания, продолжал :

– Скучная такая была…

– Она что- нибудь говорила?

– Нет, однако. Только попросила лодку, в последний раз, говорит, прокачусь и поплыла прямо туда. – И дед махнул в сторону их любимого мыса.